Неизвестные факты об известных писателях. Агния Барто
Корней Иванович Чуковский — детский поэт с большой буквы, настоящий всенародный любимец. Без стихов Корнея Чуковского невозможно представить ни мир детской поэзии, ни сам детский мир — добрый и красочный. Именно его стихотворные сказки формируют в детском сознании позитивное отношение к окружающему. Большинство произведений для детей написаны Корнеем Чуковским около века назад, но по-прежнему остаются одними из самых любимых детворой. Корней Иванович Чуковский является самым издаваемым в России автором детской литературы.
КОРНЕЙ ЧУКОВСКИЙ СКАЗКИ ДЛЯ ДЕТЕЙ
ДЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ КОРНЕЙ ИВАНОВИЧ ЧУКОВСКИЙ
Корней Иванович Чуковский — это псевдоним.
Настоящее имя этого писателя, детского поэта, переводчика, литератураведа и литературного критика — Николай Васильевич Корнейчуков.
О себе Чуковский написал так:
«Я родился в Петербурге в 1882 году, после чего мой отец, петербургский студент, покинул мою мать, крестьянку Полтавской губернии; и она с двумя детьми переехала на житье в Одессу. Вероятно, отец давал ей вначале какие-то деньги на воспитание детей: меня отдали в одесскую гимназию, из пятого класса которой я был несправедливо исключен.
Перепробовав много профессий, я с 1901 года стал печататься в «Одесских новостях», писал главным образом статейки о выставках картин и о книгах. Иногда — очень редко — стихи.
В 1903 году газета послала меня корреспондентом в Лондон. Корреспондентом я оказался из рук вон плохим: вместо того чтобы посещать заседания парламента и слушать там речи о высокой политике, я целые дни проводил в библиотеке Британского музея… (Английский язык я изучил самоучкой.)».
По возвращении из Лондона в Петербург Корней Иванович всерьёз занялся литературной критикой. Этой профессии он отдавал почти всё своё время, очень её любил и считал своей единственной профессией.
О том, чтобы писать произведения для детей, Чуковский изначально даже не задумывался. Он продолжал критиковать детских поэтов в своих статьях, акцентируя внимание на унылость их творений, напрочь лишенных рифмы и ритма. По этому поводу Максим Горький, познакомившись с Чуковским случайно в поезде, предложил Корнею Ивановичу всместо жесткой критики самому попробовать написать хорошую стихотворную сказку в качестве примера.
После этого разговора Чуковский много раз садился за письменный стол, но каждый раз приходил к убеждению, что для написания детских сказок у него нет таланта.
И все же сказки Чуковским были написаны. Но написаны они были не преднамеренно, случайно.
Как упоминает сам автор: «случилось так, что мой маленький сын заболел, и нужно было рассказать ему сказку. Заболел он в городе Хельсинки, я вез его домой в поезде, он капризничал, плакал, стонал. Чтобы как-нибудь утихомирить его боль, я стал рассказывать ему под ритмический грохот поезда:
Жил да был
Крокодил.
Он по улицам ходил…
Стихи сказались сами собой. О их форме я совсем не заботился. И вообще ни минуты не думал, что они имеют какое бы то ни было отношение к искусству. Единственная была у меня забота – отвлечь внимание ребенка от приступов болезни, томившей его. Поэтому я страшно торопился: не было времени раздумывать, подбирать эпитеты, подыскивать рифмы, нельзя было ни на миг останавливаться. Вся ставка была на скорость, на быстрейшее чередование событий и образов, чтобы больной мальчуган не успел ни застонать, ни заплакать. Поэтому я тараторил, как шаман:
И дать ему в награду
Сто фунтов винограду,
Сто фунтов шоколаду,
Сто фунтов мармеладу
И тысячу фунтов мороженного.
Сын угомонился и тихо заснул…».
Этим рифмам Чуковский сначала не придал никакого значения и возможно навсегда позабыл бы о них, но его сын, едва проснувшись, сразу же попросил снова рассказать ему «вчерашнюю» сказку, а после и её продолжение. Так появились на свет знаменитые: «Крокодил» , «Тараканище» , «Мойдодыр» , «Муха-цокотуха» , «Бармалей» , «Айболит» , «Краденное солнце» , «Телефон» , «Федорино горе» . И теперь уже эти стихотворные сказки ругали другие литературные критики, называя их пустой болтовнёй с неформальными сюжетами. Долгое время издательства отказывали Чуковскому в публикации его детских произведений, пока один из приятелей Корнея Ивановича не опубликовал их.
С тех пор произведения Корнея Ивановича Чуковского стали и продолжают быть одними из самых любимыми детьми, и в том числе и за непривычную форму стиха и фантастичный сюжет его сказок, в общем за всё то, за что когда-то его не хотели публиковать и ругали взрослые критики.
В 1962 году Оксфордский университет (самый старый университет Англии) присудил К.И. Чуковскому почетное звание доктора литературы. За научный труд о Некрасове Чуковский был награждён Ленинской премией.
В шестидесятых годах К.И. Чуковский на собственные средства построил детскую библиотеку и подарил её множество книг. Его поддержали в этом и другие деятели искусства: детские писатели, поэты и художники. Так появилась большая детская библиотека в Переделкино, под Москвой, которая существует и в настоящее время.
Маршак, кроме чисто детских произведений, лично мне, очень запомнился "ирландским" циклом. Обожаю, без преувеличения, его переводы.
Из вереска напиток
Забыт давным-давно,
А было очень круто -
Не хуже, чем вино!
В котлах его варили
И ужирались в дым,
И местный участковый
Ходил совсем седым.
Малюток-медоваров,
"Гудевших" всей семьей,
Был полон вытрезвитель
В пещерех под землей.
Пришел король шотландский,
Безжалостный к врагам,
Он пил, ругался матом,
И бил всех по рогам.
На вересковом поле
В день славы боевой
Среди пустых бутылок
Был жуткий мордобой.
Король дал пир победный.
Но скучно королю:-
"Чего еще не жрал я,
Подать себе велю!
Поворотите морды -
Опять в краю моем
Цветет медвяный вереск,
А меда мы не пьем!"
Король рыгнул сурово
И вытер рот килтом:-
"Хочу секрет напитка!
Сейчас, а не потом!"
И вот его вассалы
Приметили двоих
Последних медоваров
Оставшихся в живых.
Вышли сдавать посуду,
Жмурясь на белый свет,
Старый, горбатый карлик
И бабка 70-ти лет.
К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но держатся пикты гордо,
От скоттов воротят нос:-
"Сиди, король шотландский,
В седле, не вякай тут!
Шотландцам выдай тайну -
Последний килт пропьют!"
"Что алкаши болтают,
Стоя у края скалы?"
(Звенели бутылки в авоське,
В море катились валы.)
Молвила бабка, со страху
Начавши бледнеть и дрожать:-
"Сказал он, готов ты другу
Последнюю юбку отдать!"
Гневно король промолвил:-
"Старый придурок и вор!
Напялить штаны для мужчины -
Вот что и вправду позор!
Как мед готовить, черти?
Вы мне должны сказать!
Мужик я очень нервный:
Сейчас начну пытать!"
"Ежа тебе, гаду, под юбку,
Зловредный шотландский король!
Ты в бане не мылся три года,
И мордою страшен, как тролль!
Но если такой ты жестокий,
И совесть тебя не проймет -
Бери аппарат самогонный,
Грабь мой несчастный народ!"
Король за меч схватился,
Но встал на полпути:-
"Заткнись, ты, пикт презренный,
Мне в ухо не пикти!
В каких могилках тесных
В горах родной земли
Детали аппарата
Себе приют нашли?"
Старость боится смерти,
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну!-
Карлик сказал королю.
Пускай ее крепко свяжут,
И аппарат соберут,
И первую рюмку меда
В глотку для пробы нальют.
Первая рюмка опасна -
В том аппарата секрет,
Дальше-то можно нажраться,
Там уж опасности нет!
Сильный шотландский воин
Бабушку крепко связал,
В ведро нацедил самогона
И зубы бедняжке разжал...
Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реет бабка
С дорогой наравне.
Король глядит угрюмо:
-Ну, что за хрен такой?
Эй, кто там не боится
Попробовать второй?
Брат короля могучий
Меду стаканчик принял
И грохнулся спьяну в море
С прибрежных отвесных скал.
Гонимые любопытством,
Придя из далекой земли,
Ирландцы понюхали пробку
И викингов в море смели.
Сказал король вассалам:-
"Такое не к добру!"
(Те ж хлопали сурово
Килтами на ветру.)
"Глядите, что за низость,
Позор и караул!
Его пытать не стал я,
А он нас обманул!
Как ты посмел, мерзавец?!
Продался ты врагам!
Ты что сварил за супчик?!
А ну, попробуй сам!"
Стих звук удара по морде,
Замер свирепый крик.
И эхом ему ответил
С обрыва пиктский старик:
Правду сказал я, шотландцы!
От бабки я ждал беды:
Не верю я в стойкость юных,
Не бреющих бороды!
А мне портвейн не страшен,
Меня он не берет,
И не узнать вам тайну
Про вересковый мед!
Подумал, что без оригинала шутка юмора не до конца зайдет, извиняйте, если что)
Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.
Пришел король шотландский,
Безжалостный к врагам,
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.
На вересковом поле,
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый - на живом.
_______
Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.
В своих могилках тесных,
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.
Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой наравне.
Король глядит угрюмо:
"Опять в краю моем
Цветет медвяный вереск,
А меда мы не пьем!"
Но вот его вассалы
Приметили двоих
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.
Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет,-
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.
К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но ни один из пленных
Слова не произнес.
Сидел король шотландский,
Не шевелясь, в седле.
А маленькие люди
Стояли на земле.
Гневно король промолвил:
"Пытка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовили мед!"
Сын и отец молчали,
Стоя у края скалы.
Вереск звенел над ними,
В море катились валы.
Старость боится смерти.
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну!" -
Карлик сказал королю.
Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем...
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.
Пускай его крепко свяжут
И бросят в пучину вод -
А я научу шотландцев
Готовить старинный мед!.."
Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.
Волны над ним сомкнулись.
Замер последний крик...
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:
"Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.
А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна -
Мой вересковый мед!"
Личность самой Агнии Лвовны, насколько позволяют судить об этом весьма немногочисленные биографические сведения (а в не меньшей степени и некоторые биографические умолчания), решающим образом повлияла на тематику и характер ее поэтических произведений. Дочка видного московского врача-ветеринара начала писать стихи в раннем возрасте. По всей вероятности, неизбалованность маленькой Агнии родительским вниманием, в целом, и отцовским, в особенности, определила главные мотивы ее творчества. Возможно, профессиональная практика отца, отвлекавшая немалое время от общения с дочкой, послужила для нее источником особенных поэтических образов. Разные животные, которые в качестве объектов отцовской любви и заботы как бы заместили собой родного ребенка, вероятно, стали в восприятии маленькой Агнии своеобразными фантомами самой себя и навсегда остались связанными с темой вытеснения, брошенности и одиночества.
Можно лишь догадываться, насколько сознательно или бессознательно дочка ветеринара переживала недостаток родительского тепла в пять или шесть лет, но в свои тридцать она оформила эти переживания в поэтических текстах такой психологической точности, метафорической глубины и универсальности, что они стали, по существу, своеобразными вербальными проектами. Оформившись в художественные тексты, тема одиночества и вытеснения приобрела качество компактно свернутой сюжетной информации, которая актуализуется и разворачивается в ситуациях психологического резонанса между медиумом первого порядка (автором) и медиумом второго порядка (читателем).
В жизни самой Агнии Львовны роль собственного текста как судьбоносного проекта проявилась с особенной силой. Когда ее еще девочкой познакомили в качестве молодого поэтического дарования с наркомом культуры А.В.Луначарским, он попросил ее прочитать ему какое-нибудь стихотворение своего сочинения. Девочка немало удивила наркома не по возрасту минорным стихотворением под названием «Похоронный марш». Тогда озадаченный нарком порекомендовал юной Агнии сочинять что-нибудь более жизнеутверждающее и позитивное. Однако с годами поэтические тексты Барто отнюдь не стали менее драматичными. Даже внешне позитивные стихотворения сохраняют у нее внутренний трагизм. А некоторые из них пронизывает холодок смерти.
Тема потерянного, брошенного, вытесненного ребенка, сквозным мотивом проходящая через все творчество Агнии Барто, спрограммировала многое в собственной жизни поэтессы. Вскоре после войны Агния Барто потеряла сына. Это была нелепая, трагическая утрата, произошедшая в результате несчастного случая. Если не ошибаюсь, мальчик погиб, катаясь на велосипеде.
Учитель Агнии Барто - Корней Иванович Чуковский
Барто вспоминала, как со страхом читала ему одно из своих первых сатирических стихотворений «Наш сосед Иван Петрович»: «...В то время педагогическая критика решительно отвергала этот жанр: "Сатира? Для детей?". А тут еще сатира на взрослого человека! Чуковскому я читала с другой тревогой - вдруг опять скажет: "Острословие"? Но он обрадованно сказал: "Сатира! Вот так вы и должны писать!". "Юмор подлинный? А до детей дойдет?"- допытывалась я.
К моей радости, Чуковский поддержал мою "детскую сатиру"и всегда поддерживал....Мое беспокойство: "Дойдет ли до детей?" - Корней Иванович понимал как никто...».С Чуковским связан и забавный случай, произошедший в мае 1934 года. Агния Барто возвращалась пригородным поездом от друзей в Москву. Тогда как раз только пришла весть о спасенных челюскинцах. Радость захлестнула сердца всех советских людей, в поезде об этом событии говорили многие. У поэтессы в голове вертелось начало нового стихотворения, несколько его строк, написанных от лица мальчика.На одной из станций в вагон вошел Корней Иванович. Так как общение со старшим наставником всегда было для Барто радостью, она восприняла эту нечаянную встречу как подарок судьбы. Агния Львовна хотела прочесть писателю новые строки. Конечно, обстановка в вагоне была не совсем подходящей, но ей не терпелось услышать мнение Чуковского. Как только Корней Иванович сел рядом с ней на скамейку, Барто спросила: «Можно, я прочту вам стихотворение... очень короткое...». На что писатель ответил: «Короткое - это хорошо, читайте, читайте...». И вдруг обратился к сидевшим рядом пассажирам: «Поэтесса Барто хочет прочесть нам свои стихи!».
Чуковскому стихотворение очень понравилось, он даже записал его. Кто-то из пассажиров сделал то же самое. Вот что рассказывала Агния Львовна о дальнейшем развитии событий: «Я была ни жива ни мертва... Не хватило у меня мужества тут же признаться в своем невольном обмане, а чувство неловкости осталось и с каждым днем всё возрастало. Сначала я хотела позвонить Корнею Ивановичу, потом передумала: лучше пойти к нему, но оказалось, что он уже в Ленинграде. Решилась написать письмо. И вдруг, в разгар моих терзаний, раскрываю "Литгазету" и начинаю думать - не галлюцинация ли у меня. Вижу заголовок: "челюскинцы-дорогинцы" и подпись:"К. Чуковский"».
В той статье Корней Иванович восхищался стихотворением пятилетнего мальчика.После заметки эти строки стали преследовать Агнию Львовну повсюду: на радио, на плакатах, на афишах. Даже на Первом съезде писателей в докладе Самуила Яковлевича Маршака о детском творчестве упоминался талантливый юный автор. Совесть мучила Агнию Львовну, но признаться она так и не решилась.Прошли годы, и Корней Иванович однажды спросил у Барто: «Вы продолжаете вести записи детских слов и разговоров?». Услышав ответ: «Продолжаю. Но ничего особенно интересного у меня нет», Чуковский всё же настоял на своем: «Все-таки дайте их мне для нового издания "От двух до пяти". Только "детские"», - подчеркнул писатель и с улыбкой погрозил Барто пальцем.
Непросто складывались отношения Агнии Львовны с еще одним ее учителем - Самуилом Яковлевичем Маршаком. Всё началось с того, что в 1925 году в журнале «На посту» вышла статья, в которой Барто, еще совсем молодая писательница без единой опубликованной книги, противопоставлялась мэтру детской литературы Маршаку, чьи стихи уже крепко полюбились советским детям. В ней говорилось о том, что Барто лучше знает психологию детей из пролетарских семей. И хотя сама Агния Львовна понимала необоснованность этих слов, заметка принесла поэтессе немало переживаний.К первым книгам Барто Маршак отнесся весьма критично, а его слово имело значительный вес в литературных кругах. Однажды, в один из приездов Маршака в Москву, при встрече он отметил про одно из стихотворений поэтессы, что оно слабое. Уязвленная Агния Львовна ответила чужими словами: «Вам оно и не может нравиться, вы же правый попутчик!».Это еще больше обострило их отношения. Самуилу Яковлевичу не нравилась прямолинейность и строптивость, характерная для Барто тех лет. Имел место и еще один случай, усугубивший непростые отношения двух писателей: как-то раз Барто, не согласная с поправками Маршака, борясь за свою самостоятельность, выпалила: «Есть Маршак и подмаршачники.
Маршаком я стать не могу, а подмаршмачни-ком не хочу!».
Впоследствии Агния Львовна не единожды извинялась за эти резкие слова, но их отношения так и не наладились. Однако Барто не переставала учиться у Маршака: «Мне было не обходимо доказать самой себе, что я в^е-1аки что-то могу. Стараясь сохранить свои позиции, в поисках собственного пути я читала и перечитывала Маршака. Чему я училась у него? Завершенности мысли, цельности каждого, даже небольшого стихотворения, тщательному отбору слов, а главное - высокому, взыскательному взгляду на поэзию».Иногда Агния Львовна обращалась к классику детской поэзии, чтобы он послушал ее новые строки. Со временем Маршак подобрел, но всё же хвалил поэтессу редко, чаще ругал. Ему казалось, что ритм ее стихотворений меняется неоправданно, а сюжет неглубок. Агния Львовна же считала, что Маршак просто в нее не верит. Расстроенная, Барто однажды сказала: «Больше не буду отнимать у вас время. Но если когда-нибудь вам понравятся не отдельные строчки, а хотя бы одно мое стихотворение целиком, прошу вас, скажите мне об этом».
После этого они долго не общались. Агнии Львовне очень не хватало старшего товарища. Но однажды все-таки случилось то, чего так долго ждала поэтесса. Вот как об этом вспоминала сама Агния Львовна: «...Но вот в одно незабываемое для меня утро, без предупреждения, без телефонного звонка, ко мне домой приехал Маршак. В передней вместо приветствия сказал: "Снегирь" - прекрасное стихотворение, но одно слово надо изменить: «Было сухо, но калоши я покорно надевал». Слово «покорно» здесь чужое". "Я исправлю слово «покорно». Спасибо вам!"- восклицала я, обнимая Маршака.Не только его похвала была бесконечно дорога мне, но и то, что он запомнил мою просьбу и даже приехал сказать слова, которые мне так хотелось услышать от него. Наши отношения не сразу стали безоблачными, но настороженность исчезла...».
Агния Львовна Барто (урождённая Волова; 4 (17) февраля 1906?, Москва? - 1 апреля 1981, Москва) - русская советская детская поэтесса, писательница, киносценарист, радиоведущая.
Лауреат Сталинской премии второй степени (1950) и Ленинской премии (1972).
Биография
Родилась в образованной еврейской семье. Её отец, Лев Николаевич (Абрам-Лев Нахманович) Волов (1875-1924), был ветеринарным врачом. Мать, Мария Ильинична (Эльяшевна) Волова (урождённая Блох; 1881-1959, родом из Ковно), занималась домашним хозяйством. Родители поженились 16 февраля 1900 года в Ковно. Брат матери - известный врач-оториноларинголог и фтизиатр Григорий Ильич Блох (1871-1938), в 1924-1936 годах директор горловой клиники Института климатологии туберкулёза в Ялте (ныне НИИ физических методов лечения и медицинской климатологии им. И. М. Сеченова); писал детские просветительские стихи.
Училась в гимназии и одновременно в балетной школе. Затем поступила в хореографическое училище и после его окончания в 1924 году в балетную труппу, где работала около года.
Первым мужем Воловой был поэт Павел Барто. Совместно с ним она написала три стихотворения - «Девочка-рёвушка», «Девочка чумазая» и «Считалочка». В 1927 году у них родился сын Эдгар (Гарик), а через 6 лет супруги развелись.
Во время Великой Отечественной войны семья Барто была эвакуирована в Свердловск. Там Агнии пришлось освоить профессию токаря. Премию, полученную во время войны, она отдала на строительство танка.
В 1944 году семья вернулась в Москву. Сын Гарик погиб 5 мая 1945 года в возрасте 18 лет - был сбит грузовиком во время катания на велосипеде в Лаврушинском переулке.
Вторым мужем Барто был теплоэнергетик, член-корреспондент АН СССР Андрей Владимирович Щегляев; дочь - кандидат технических наук Татьяна Андреевна Щегляева.
Агния Барто умерла 1 апреля 1981 года. Похоронена в Москве на Новодевичьем кладбище (участок № 3).
Агния Барто в воспоминаниях Лидии Чуковской
9 января 1974 года Лидия Чуковская была исключена из Союза писателей (это решение было отменено в феврале 1989 года), на её публикации в СССР был наложен полный запрет (до 1987 года). Этим событиям посвящена книга Лидии Чуковской «Процесс исключения. Очерк литературных нравов», которая впервые была издана в 1979 году в Париже в издательстве «YMCA-Press». На заседании Секретариата Московского отделения Союза писателей РСФСР среди прочих писателей участвовала Агния Барто, которая своими выступлением способствовала исключению дочери Корнея Чуковского из Союза писателей. Она выступила против того, чтобы работы Чуковской печатались в стране в связи с их антисоветским характером: «Чем объяснить, как может человек дойти до такой антисоветчины, до такой злобы? Мне хочется спросить у вас: почему вы такая злая! Откуда в вас столько злости? Я вчера прочитала „Гнев народа“ - впечатление удручающее. Злость, злость, злость».
Ранее, в 1930 году в «Литературной газете» было напечатано письмо за подписью Агнии Барто против народных сказок и против сказок Корнея Чуковского. В 1944 году Союз писателей вызвал Корнея Чуковского для расправы, где обозвал его военную сказку «несуразным шарлатанским бредом» и обвинил Корнея Ивановича в том, что тот сознательно опошляет задачи воспитания детей в духе социалистического патриотизма. Когда Корней Иванович вернулся домой после этого вызова, дочь Лидия спросила его «кто был ниже всех?» Он ответил: «Барто».
Во время исключения Лидии Ивановной из Союза писателей Агния Барто сказала следующее: «Я думаю, как Шостакович и Чингиз Айтматов, а вы - как Солженицын и Сахаров… Мне тяжело думать, что на светлую память о Корнее Ивановиче, учившем нас доброте, ложится ваша тень».
Лидия Чуковская также вспоминает об этом собрании: «А главное: я никогда больше, до конца дней своих, не увижу в одной комнате такого множества, один к одному подобранных, падших людей. Большинству из них неоткуда было и падать. Но некоторые упали, скатились в эту бюрократическую трясину с высоты таланта. … Ведь и Агния Барто человек несомненно способный - к сожалению, на всё». Речь идёт о судебном процессе Даниэля и Синявского, когда по поручению следственного отдела КГБ Барто накануне суда над писателями дала в качестве специалиста-эксперта отзыв на книги Даниэля, в котором подчеркивала антисоветскую направленность творчества Даниэля.
